Любой российский театр будет рад приехать
в Грузию... как только позовут
Узнав, что в Ереван приезжает из Москвы с гастролями театр Армена Джигарханяна, я решила пойти, во что бы то ни стало. Ведь неизвестно, когда еще его театр приедет к нам, в Грузию, исходя из нынешней ситуации. Интервью с Арменом Джигарханяном мне никто не заказывал. Просто я посмотрела «Три сестры», влюбилась в Барона... «В Москву, в Москву!» Да-а, Москва сейчас для меня как другая планета – неизвестная, недосягаемая, но так ли уж враждебно настроенная, как это показывают по телевизору? Чтобы разобраться в этом, мне захотелось задать Армену Борисовичу несколько вопросов. Причем спросить не как журналист, а как младший спрашивает старшего.
Армен Борисович, как вам нравятся ваши гастроли в Армении?
Понравились или нет, я смогу сказать, когда вернемся, я подумаю, все осядет. Внешне они идут блистательно. Я – человек, живущий только положительной информацией и эмоциями, но все равно я должен учитывать, что мы пока растем, нам всего 13 лет, то есть мы практически еще дети в понимании театра. Все же, я думаю, что плюсов больше, чем минусов. И эти гастроли мне нравятся. Я люблю Ереван. Он яркий, и зритель яркий, они хорошо слушают, хорошо замолкают – это самое интересное во взаимоотношениях театра и зрителя.
В двух словах, о чем пьеса «Нас ждут далеко-далеко, не здесь»?
Я не умею рассказывать пьесы. Лучше приходите и посмотрите сами. Я могу только рассказать сюжет, что на мой взгляд самое неинтересное. Ведь даже если взять самые великие образцы, то ты увидишь, что, к примеру, «Гамлет» в двух словах – довольно пошлая история. Абсолютно. Так вот, был такой еврейский писатель, Исаак Зингер, нобелевский лауреат. И по его рассказам наш современник, Валерий Мухарьямов, написал пьесу. Достаточно, на мой взгляд, хорошую. Думаю, это ценно тем, что там очень много узнаваемых вещей. Именно узнаваемых, потому что не надо путать похожесть и узнаваемость. Вобщем, это – хорошая, современная мелодрама. Я очень люблю это определение «мелодрама». Так что приходите.
Спасибо за приглашение. Можно задать вам несколько вопросов...
Можно.
Скучных...
Можно.
Не о театре... Как вы оцениваете ситуацию на Южном Кавказе?
Не знаю. Лично я имею самую скудную информацию. Я телевизор почти не смотрю, газет вообще не читаю. Скажу так: доносятся стоны, причем с обеих сторон, людей, которых я люблю. Кахи Кавсадзе, с которым я снимался, у нас очень хорошие, дружеские отношения – и вдруг плачет в телефонную трубку, говорит, что не может приехать в Москву – визу надо и так далее. Раньше брали билет, садились и ехали, а сейчас, особенно сейчас, когда отношения напряжены невероятно... Мне грустно от этого. По моим ощущениям, происходит и происходило что-то нехорошее. Например, в хорошей драматургии нет виноватых. В хорошей драматургии все правы. И Яго прав. Конечно! Ты внимательно почитай, что написано у Шекспира. Другое дело, что мы подтасовываем факты, и Яго выходит злодеем. А я видел много спектаклей «Отелло», где показано: ведь прав он и правильно говорит. Поэтому и в данном случае плохая драматургия этой истории в том, что одна сторона хочет свалить на другую, другая сторона утверждает, что виновата первая. И самое страшное, что гибнут люди. Вот это страшное. В давние времена, когда воевали, лидер одной страны выходил в чисто поле с лидером другой страны, и они дрались. Вот это было дело. А так, свои амбиции танками... и главное, самое страшное, убивать людей – это... Ничто не может оправдать. Ничем! На мой вгляд, надо договориться. Надо помогать строить, а не разрушать. Меня можно тут же поправить и сказать о каких-то правдах, о которых я лично не знаю. Не знаю, поэтому боюсь глупости говорить.
Каковы теперь настроения в Москве в связи с этой ситуацией, в вашем окружении?
Я живу на Арбате. Буквально в трех шагах от моего дома стоит грузинская школа. Каждый раз, возвращаясь домой поздно вечером, я смотрел – там горели два больших окна. Там всегда было светло, грузинские дети там занимались танцем. И всегда оттуда доносились то лезгинка, то европейская музыка. Это такое было трогательное зрелище. Сейчас там темно. Темно. Хотя, как-то я проходил (они узнают меня, я их знаю, «Гамарджоба – Гагимарджос»), спрашиваю, а что, нет занятий? Есть, говорят, школа работает... Но это уже... какой-то оккупационный период. Особенно хорошо на эти два окна было смотреть зимой – здесь холодно, а там из-за стекла, из-за света, я вижу как они танцуют, красиво... А сейчас там темно. Грустно... Грустно.
У вас было много контактов с грузинской интеллигенцией?
Только деловые. Я снимался в кино с Софико Чиаурели, с Романом Чхиквадзе, с Кахи Кавсадзе, со многими. Всегда было приятно работать с ними. Мы все вопросы решим друг с другом. Никто третий не должен вмешиваться и разлучать нас. Не имеет права. Весь мир стремится к объединению, придумывают шенгеские визы, открывают границы. Люди ищут способ общаться. Мое ощущение, что и Россия к этому стремится, и Грузия к этому стремится. И Вахтанг Кикабидзе и Нани Брегвадзе (мы с Брегвадзе столкнулись в Америке, у нее концерты были) – они очаровательные люди. А сейчас от ордена отказываются... Очень грустно, очень. У меня нет других комментариев. Может быть, с дипломатической точки зрения можно найти оправдания и тому и другому, а в результате...
Вы поддерживаете связи с грузинской интеллигенцией и изменились ли ваши отношения после этих событий?
Они не поддерживаются специально, они поддерживаются жизнью. Вот уже давно у нас есть сценарий, есть режиссер, даже деньги находили, где должен был сниматься, в частности, Кахи Кавсадзе. Потом, когда мы начнем сниматься, мы после съемки пойдем куда-то, пообедаем вместе и т. д. Для меня это самые лучшие связи, они продиктованы жизнью. Я не знаю, насколько именились отношения. У Кахи еще были проблемы со здоровьем, операцию делали в Москве, теперь ему время от времени надо приезжать, а там визу надо и т.д. и т.п. Но мы с тобой можем только констатировать и не можем на это влиять. Эти говорят – те виноваты, те говорят – эти виноваты.
Вы считаете, что голос разумных людей не может ничего изменить в этой ситуации?
Мы живем этой надеждой, что может изменить, но, может быть, мы напрасно надеемся. Я не верю, что вопросы решаются на митингах, с помощью каких-то выступлений в газете, нет. Это решается в тиши кабинетов. Интерес должен быть. Я думаю, сильный, настоящий политик, лидер, он прежде всего об этом заботится, чтобы была вокруг благоприятная атмосфера. Не знаю, есть ли на горизонте такие политики.
Что вы можете пожелать или посоветовать всем здравомыслящим людям, которые остались в Грузии?
Советовать не буду никогда в жизни. Я попрошу их думать о благе. О том, что все равно есть надежда на благой разум. Я хочу надеяться. В таких ситуациях я всегда думаю о близких людях, о детях. Как у Достоевского: детей жалко. Вот мне детей жалко. И смерть ребенка, и потом они все это видят. Мы ведь можем целое поколение принести в жертву. То есть мы уже родим изначально недобрых людей. Потому что на их глазах убивали, взрывались... Все психологи говорят о том, что, как и после Чернобыльской катастрофы, последствия идут через столетия. Еще долго... И самые уродливые явления рождаются уже там, уже на генетическом уровне, когда включается подсознание.
Армен Борисович, каковы ваши прогнозы, скоро ли российский театр приедет на гастроли в Грузию?
Как только позовут. Любой российский театр будет бесконечно рад. Вот таким образом, возможно, интеллигенция и повлияет на ситуацию. Главное, не расковыривать рану. Потому что обвиняя друг друга, мы не до чего не доберемся. Надо успокоиться и понять, что я лично от этого теряю.
Юлия Адельханова
Newcaucasus.com
13-10-2008
Интервью с Арменом Джигарханяном состоялось во время Южнокавказского фестиваля мира и прав человека в Армении, организованного Кавказским Центром Миротворческих Инициатив при поддержке Фонда Партнерства Евразия - Армения
Армен Борисович, как вам нравятся ваши гастроли в Армении?
Понравились или нет, я смогу сказать, когда вернемся, я подумаю, все осядет. Внешне они идут блистательно. Я – человек, живущий только положительной информацией и эмоциями, но все равно я должен учитывать, что мы пока растем, нам всего 13 лет, то есть мы практически еще дети в понимании театра. Все же, я думаю, что плюсов больше, чем минусов. И эти гастроли мне нравятся. Я люблю Ереван. Он яркий, и зритель яркий, они хорошо слушают, хорошо замолкают – это самое интересное во взаимоотношениях театра и зрителя.
В двух словах, о чем пьеса «Нас ждут далеко-далеко, не здесь»?
Я не умею рассказывать пьесы. Лучше приходите и посмотрите сами. Я могу только рассказать сюжет, что на мой взгляд самое неинтересное. Ведь даже если взять самые великие образцы, то ты увидишь, что, к примеру, «Гамлет» в двух словах – довольно пошлая история. Абсолютно. Так вот, был такой еврейский писатель, Исаак Зингер, нобелевский лауреат. И по его рассказам наш современник, Валерий Мухарьямов, написал пьесу. Достаточно, на мой взгляд, хорошую. Думаю, это ценно тем, что там очень много узнаваемых вещей. Именно узнаваемых, потому что не надо путать похожесть и узнаваемость. Вобщем, это – хорошая, современная мелодрама. Я очень люблю это определение «мелодрама». Так что приходите.
Спасибо за приглашение. Можно задать вам несколько вопросов...
Можно.
Скучных...
Можно.
Не о театре... Как вы оцениваете ситуацию на Южном Кавказе?
Не знаю. Лично я имею самую скудную информацию. Я телевизор почти не смотрю, газет вообще не читаю. Скажу так: доносятся стоны, причем с обеих сторон, людей, которых я люблю. Кахи Кавсадзе, с которым я снимался, у нас очень хорошие, дружеские отношения – и вдруг плачет в телефонную трубку, говорит, что не может приехать в Москву – визу надо и так далее. Раньше брали билет, садились и ехали, а сейчас, особенно сейчас, когда отношения напряжены невероятно... Мне грустно от этого. По моим ощущениям, происходит и происходило что-то нехорошее. Например, в хорошей драматургии нет виноватых. В хорошей драматургии все правы. И Яго прав. Конечно! Ты внимательно почитай, что написано у Шекспира. Другое дело, что мы подтасовываем факты, и Яго выходит злодеем. А я видел много спектаклей «Отелло», где показано: ведь прав он и правильно говорит. Поэтому и в данном случае плохая драматургия этой истории в том, что одна сторона хочет свалить на другую, другая сторона утверждает, что виновата первая. И самое страшное, что гибнут люди. Вот это страшное. В давние времена, когда воевали, лидер одной страны выходил в чисто поле с лидером другой страны, и они дрались. Вот это было дело. А так, свои амбиции танками... и главное, самое страшное, убивать людей – это... Ничто не может оправдать. Ничем! На мой вгляд, надо договориться. Надо помогать строить, а не разрушать. Меня можно тут же поправить и сказать о каких-то правдах, о которых я лично не знаю. Не знаю, поэтому боюсь глупости говорить.
Каковы теперь настроения в Москве в связи с этой ситуацией, в вашем окружении?
Я живу на Арбате. Буквально в трех шагах от моего дома стоит грузинская школа. Каждый раз, возвращаясь домой поздно вечером, я смотрел – там горели два больших окна. Там всегда было светло, грузинские дети там занимались танцем. И всегда оттуда доносились то лезгинка, то европейская музыка. Это такое было трогательное зрелище. Сейчас там темно. Темно. Хотя, как-то я проходил (они узнают меня, я их знаю, «Гамарджоба – Гагимарджос»), спрашиваю, а что, нет занятий? Есть, говорят, школа работает... Но это уже... какой-то оккупационный период. Особенно хорошо на эти два окна было смотреть зимой – здесь холодно, а там из-за стекла, из-за света, я вижу как они танцуют, красиво... А сейчас там темно. Грустно... Грустно.
У вас было много контактов с грузинской интеллигенцией?
Только деловые. Я снимался в кино с Софико Чиаурели, с Романом Чхиквадзе, с Кахи Кавсадзе, со многими. Всегда было приятно работать с ними. Мы все вопросы решим друг с другом. Никто третий не должен вмешиваться и разлучать нас. Не имеет права. Весь мир стремится к объединению, придумывают шенгеские визы, открывают границы. Люди ищут способ общаться. Мое ощущение, что и Россия к этому стремится, и Грузия к этому стремится. И Вахтанг Кикабидзе и Нани Брегвадзе (мы с Брегвадзе столкнулись в Америке, у нее концерты были) – они очаровательные люди. А сейчас от ордена отказываются... Очень грустно, очень. У меня нет других комментариев. Может быть, с дипломатической точки зрения можно найти оправдания и тому и другому, а в результате...
Вы поддерживаете связи с грузинской интеллигенцией и изменились ли ваши отношения после этих событий?
Они не поддерживаются специально, они поддерживаются жизнью. Вот уже давно у нас есть сценарий, есть режиссер, даже деньги находили, где должен был сниматься, в частности, Кахи Кавсадзе. Потом, когда мы начнем сниматься, мы после съемки пойдем куда-то, пообедаем вместе и т. д. Для меня это самые лучшие связи, они продиктованы жизнью. Я не знаю, насколько именились отношения. У Кахи еще были проблемы со здоровьем, операцию делали в Москве, теперь ему время от времени надо приезжать, а там визу надо и т.д. и т.п. Но мы с тобой можем только констатировать и не можем на это влиять. Эти говорят – те виноваты, те говорят – эти виноваты.
Вы считаете, что голос разумных людей не может ничего изменить в этой ситуации?
Мы живем этой надеждой, что может изменить, но, может быть, мы напрасно надеемся. Я не верю, что вопросы решаются на митингах, с помощью каких-то выступлений в газете, нет. Это решается в тиши кабинетов. Интерес должен быть. Я думаю, сильный, настоящий политик, лидер, он прежде всего об этом заботится, чтобы была вокруг благоприятная атмосфера. Не знаю, есть ли на горизонте такие политики.
Что вы можете пожелать или посоветовать всем здравомыслящим людям, которые остались в Грузии?
Советовать не буду никогда в жизни. Я попрошу их думать о благе. О том, что все равно есть надежда на благой разум. Я хочу надеяться. В таких ситуациях я всегда думаю о близких людях, о детях. Как у Достоевского: детей жалко. Вот мне детей жалко. И смерть ребенка, и потом они все это видят. Мы ведь можем целое поколение принести в жертву. То есть мы уже родим изначально недобрых людей. Потому что на их глазах убивали, взрывались... Все психологи говорят о том, что, как и после Чернобыльской катастрофы, последствия идут через столетия. Еще долго... И самые уродливые явления рождаются уже там, уже на генетическом уровне, когда включается подсознание.
Армен Борисович, каковы ваши прогнозы, скоро ли российский театр приедет на гастроли в Грузию?
Как только позовут. Любой российский театр будет бесконечно рад. Вот таким образом, возможно, интеллигенция и повлияет на ситуацию. Главное, не расковыривать рану. Потому что обвиняя друг друга, мы не до чего не доберемся. Надо успокоиться и понять, что я лично от этого теряю.
Юлия Адельханова
Newcaucasus.com
13-10-2008
Интервью с Арменом Джигарханяном состоялось во время Южнокавказского фестиваля мира и прав человека в Армении, организованного Кавказским Центром Миротворческих Инициатив при поддержке Фонда Партнерства Евразия - Армения