Oт редакции "Альтернативного старта":
В советское время в конце финансового года или же перед проверками ОБХСС горели склады. Пожар был выгоден. Война в Осетии унесла и уносит не только человеческие жизни. Она дает возможность списать на войну все, что было до нее. Стерты следы преступлений, бездеятельности, ошибок всех тех, кто отвечал за мир – правительств, признанных, непризнанных и альтернативных, миротворцев, тех кто с мандатом, и тех кто действовал от имени общества. Стерты подтасовки и свидетельства афер.
В июле, когда мы были в Южной Осетии, слышали, что на днях там был российский журналист. В репортаже Вадима Дубнова все реально - то же, что мы видели и слышали сами в те дни. Тогда этот текст не совсем подходил для нашего сайта. Теперь это важная часть того, что уже стерто войной и поэтому важно.
14-08-08
В советское время в конце финансового года или же перед проверками ОБХСС горели склады. Пожар был выгоден. Война в Осетии унесла и уносит не только человеческие жизни. Она дает возможность списать на войну все, что было до нее. Стерты следы преступлений, бездеятельности, ошибок всех тех, кто отвечал за мир – правительств, признанных, непризнанных и альтернативных, миротворцев, тех кто с мандатом, и тех кто действовал от имени общества. Стерты подтасовки и свидетельства афер.
В июле, когда мы были в Южной Осетии, слышали, что на днях там был российский журналист. В репортаже Вадима Дубнова все реально - то же, что мы видели и слышали сами в те дни. Тогда этот текст не совсем подходил для нашего сайта. Теперь это важная часть того, что уже стерто войной и поэтому важно.
14-08-08
ЮЖНАЯ ОСЕТИЯ УСТАЛА И ОТ ГРУЗИИ, И ОТ РОССИИ
Я приехал в Цхинвали из Тбилиси, и это для цхинвальцев было не совсем обычно, ведь связь с миром осуществляется через Рокский перевал, за которым Россия. Я рассказывал, что на той стороне уже нет никакой агрессии, наоборот, все больше тех, кто догадывается о том, сколько было беспощадно и зря наломано дров. «И ты им веришь?» - с некоторым сожалением и не без злого сарказма уточняли собеседники, и мы уже говорили о них самих, о тех, у кого искажаются лица и сквозит обида от моего подозрения в том, что они могут пользоваться грузинской сотовой связью, которая здесь работает лучше, чем российская.
Я не спрашивал, почему сказать о грузинах хорошее слово считается почти моветоном, все было ясно, но потом собеседники внимательно смотрели на меня и снова уточняли: ты понимаешь, что это тоже притворство?
Очень соблазнительно заподозрить, что «после» - это непременно «вследствие», и сопоставить даты. Начало июля, мины рвутся над Цхинвали, снаряды в ответ падают на грузинские села вокруг южноосетинской столицы, в то же самое время что-то день за днем взрывается в Абхазии, то в Сухуми, то в Гали. И все это спустя буквально неделю после того, как вроде бы начало теплеть и грузино-американской миссии с ее мирными предложениями приветливо улыбаются в Сухуми, а потом и в Москве. Фактический раздел Абхазии со свободной экономической зоной в приграничных с Грузией Очамчире и Гали и фактической независимостью для всей остальной Абхазии, которая формально возвращается в общегрузинское пространство, - эта формула компромисса и раньше была секретом Полишинеля. Но, обретя плоть в будто специально организованной утечке, проект вмиг обрушивает все, что так кропотливо наработано. А 3 июля что-то взрывается под колесами машины Дмитрия Санакоева, который для Тбилиси глава администрации Цхинвальского региона и образ грузино-осетинской дружбы, а для осетин - предатель. А вслед, естественно, взаимные обстрелы, и на обеих сторонах линии фронта вам непременно дадут бинокль и укажут на нависающую сопку, на которой ощетинились вражеская артиллерия. У каждого своя высота, и под каждой высотой какое-нибудь село. И психическая атака российской авиации уже никого не удивила, потому что при всем разнообразии звучащих с обеих сторон вопросов уже, кажется, никто не задается только одним: зачем?
Южная Осетия - диковинная карта объездных путей: например, есть труба, по которой снабжаются газом грузинские села, в ответ строится свой газопровод для осетинских сел и для Цхинвали. При любом обострении каждая сторона непременно что-нибудь со своей стороны перекроет, грузины прострелят водовод, а осетины закроют дорогу. География причудлива, дорога из России выныривает после Рокского тоннеля в осетинскую Джаву, потом череда грузинских сел, и только после них Цхинвали, и так здесь всегда жили и ездили. Пока грузинские села не стали два года назад для Тбилиси Цхинвальским регионом, временной заменой мятежной Южной Осетии, а грузинское село Курта - ее временной альтернативной столицей с альтернативной же властью. «Ты не узнаешь Курту и Тамарашени!» - анонсировали мне еще в Тбилиси экономическое чудо в грузинских селах. Чудо открылось не сразу, его надо было искать в обычном сельском запустении, и наконец мои провожатые торжествующе останавливаются: «Вот!»
К согласию на статус широкой грузинской автономии измученных осетин должны склонить новый кинотеатр, сделавший бы честь среднему европейскому городу, бассейн, аналога которому, как утверждается, нет во всей Грузии, и дворец спорта. И апофеоз: несколько элитных жилых домов посреди предгорного безлюдья. Квартира с полной обстановкой, да еще и $500 в придачу должны были по тбилисскому замыслу стать убедительным аргументом хотя бы для части цхинвальцев, которым предложили праздник новоселья.
Дома между тем заселены едва на четверть. Да и поддавшиеся искушению еврожилья за линией фронта не слишком разговорчивы. Да, здесь хорошо, спасибо Грузии. И в Цхинвали хорошо, спасибо России. Все, собеседник недвусмысленно торопится по своим делам, которых в общем-то нет, как нет и работы. То есть, конечно, она здесь появилась, в каждой семье по тбилисскому плану должен быть хоть один небезработный, поэтому администрация и милиция безразмерны, и Тбилиси для торжества южноосетинской альтернативности не жалеет бюджетных 17 млн лари, почти $13 млн. Не считая того, что идет по линии социальной ответственности грузинского бизнеса. В общем, рай для тех, кто больше не хочет быть из него изгнанным, и в местной администрации с гордостью сообщают, что по голосам за Саакашвили здесь обошли даже Кодори: там 92%, а здесь 96%.
Правда, даже пристальный взгляд человека из администрации не удерживает селян от недоброй улыбки, которой они, правда, и ограничиваются, если спросить их про элитные постройки для осетин - местным такое и не снится. «Сколько стоит дворец спорта?» «$1,5 млн», - отвечает чиновник. «Сколько за эти деньги можно построить перерабатывающих заводов?» - «Ну, три-четыре». Селяне опять понимающе щурятся, вспоминая алчных заготовителей из Гори. И согласно кивают головой назидательным речам человека из администрации: заводы подождут, главное сейчас - мир и воссоединение. «Поэтому, кстати, Кокойты и закрыл дорогу, по которой мы всегда ездили. Чтобы осетины ничего не видели».
Президент Южной Осетии Эдуард Кокойты, кажется, немного раздосадован моим непониманием: «Грузины на этой дороге беспредельничали, проверяли у всех документы, потому мы ее и закрыли». Уже год, как осетины построили 48-километровый участок объездной дороги, по которой теперь и ездят в Россию. И точно так же грузины, объезжая осетинские села, делают свой 11-километровый крюк. И я продолжаю задавать вопросы: если у того, кто не хочет встречаться на дороге с грузинами, есть альтернатива, зачем выстраивать на основной трассе подлинную Берлинскую стену? «Потому что это и есть Берлинская стена, - с тем же недоумением пояснил мне цхинвальский знакомый. - Ну пошли бы наши в Курту смотреть кино. Посмотрели бы и вернулись. Нет, наша власть себе такого позволить не может».
«Абхазский случай отличается от нашего не только тем, что Абхазия больше и что там есть достаточно четкая линия фронта, - объясняет советник южноосетинского президента Коста Дзугаев. - Дело в том, что абхазы на самом деле исторически и психологически настроены против грузин. У нас этого нет и никогда не было». Здесь едва не начавшийся в 2004 году конфликт вспоминают не только в контексте вновь пришедшей вражды. Даже вполне патриотичные осетины жалеют о том, что тогда было упущено, в первую очередь дорога, соединявшая Россию и весь Южный Кавказ. А рядом с Цхинвали на этой дороге стоял знаменитый эргнетский рынок, делавший Южную Осетию подлинным офшором, за счет чего она и жила. Это было, конечно, царством контрабанды, но это была цена интеграции, для которой оставалось только придумать соответствующую формулу, с чем обе стороны были согласны. Вместо этого в целях послереволюционного очищения грузинской экономики Эргнети был разгромлен, рынок стал линией фронта, и в одночасье изменилось все. И так надолго, что кажется, будто все заинтересованные стороны согласились, что почти навсегда.
Кофе в кафе не было, потому что не было воды. Потом вода появилась, но теперь не было света, и это осетинская обыденность, в связи с чем запасаться заранее водой для кофе смысла нет. Как нет никакого смысла делать шашлык, хоть чуть-чуть похожий на шашлык: цхинвальцы вкусно едят дома, в кафе они потягивают пиво вполне советского вкуса, и другого нет, а привычку сидеть в кафе не отменит ни один враг и ни одна война. «Мы бедны, но горды и ленивы, - смеется цхинвальский приятель. - И пойди найди осетина, который согласится за гроши работать киркой или лопатой». Социальную функцию московского таджика в Цхинвали выполняют грузины из окрестных сел, которые соглашаются на любую поденщину. Что наполняет цхинвальцев особой радостью и сводит на нет тбилисский проект демонстрации перед осетинами преимуществ грузинского образа жизни.
Южная Осетия, лишенная эргнетского счастья, бедна повсеместно - и в грузинской своей части, и в осетинской. Цхинвальские чиновники сообщают: зарплаты повышены в полтора-два раза. И с грустной улыбкой добавляют: теперь средняя зарплата - тысяч семь. Но у местных грузин нет и этого, а у Цхинвали есть российский бюджет.
И все, что происходит дальше, от покушения на Санакоева до полетов российской авиации, оказывается запрограммированным безо всякой американской миротворческой миссии. Наоборот, любой миротворческий провал сам становится частью этой общей обреченности.
Знакомый цхинвальский бизнесмен хочет торговать осетинской минеральной водой, в том числе и в Грузии, где рассчитывает потеснить даже «Боржоми». Он хочет взять в аренду источник - один из многих сотен, которые простаивают. У власти два вопроса, и оба исчерпывающе формулируют подход к делу. Первый: не считает ли мой друг бизнес с грузинами делом, мягко говоря, непатриотичным? Второй: не устроит ли его, запрашивающего аренду лет хотя бы на 25, года три? «Какой идиот, - в ответ интересуется бизнесмен, - будет вкладывать две-три сотни тысяч долларов на три года?»
Он догадывается: если его благосостояние каждые три года будет зависеть от благосклонности власти, он должен будет хранить лояльность, и в этом весь банальный секрет. Есть, впрочем, и другой, не менее банальный. С одним из властных экономистов делюсь планами еще одного бизнесмена, который уже нашел инвестора для закупки шиповника, которого здесь не меньше, чем минеральной воды. «Человек 100 в сезон хорошей зарплатой я обеспечу, налоги буду платить - чего им еще надо?» «Да, - горячо подержал чиновник, - я тоже об этом думал». И продолжил: «Надо создать государственное предприятие».
Бюджет Южной Осетии - 1,2 млрд рублей. Из них собственных 50 млн, остальные - из России. Россия оплачивает обходные водо- и газопровод. Россия же решает, что нужно Южной Осетии, а что не нужно. Скажем, гидроэлектростанции, по ее мнению, Южной Осетии не нужны. Зачем? Будете получать электричество из России. Осетины недоумевают: в пронизанной горными речками республике гидроэнергетика может стать и локомотивом экономики, и даже статьей экспорта. В ту же, кстати, Грузию.
Время не просто остановилось, и граждан, многие из которых еще недавно строили себе роскошные дома, потому что дешевого спирта, шедшего "КамАЗами" из Грузии в Россию, а потом эргнетских прилавков хватало на всех, легко понять. Теперь жалобы предпринимателей, готовых притвориться политической оппозицией, сводятся к негодующему вопросу: я платил аренду 1,7 тысячи рублей в месяц, а теперь - 3,5 тысячи. Почему? Осетинский бизнесмен готов заподозрить самое страшное: чиновник, фактически приватизировавший комбинат бытового обслуживания, берет эти деньги себе. И если его подозрение верно, картина получается совсем удручающая: чиновник, мимо которого раньше не проходила ни одна капля спирта, теперь тоже вынужден довольствоваться крохами из бюджета или тем, что можно отсечь на пути к нему от нищего бизнесмена. Если как следует украсть не может даже чиновник, стало быть, дело совсем плохо.
Население Южной Осетии когда-то в советское время было под 100 тысяч человек. Сегодня, как утверждается, на территории, подконтрольной Цхинвали, живет около 60 тысяч человек, но даже самые отчаянные оптимисты в своих оценках выше 40 тысяч не поднимаются. Остаются здесь лишь те, кто понимает: в Северной Осетии, куда принято эвакуироваться, и тем более в Москве все места заняты соотечественниками и уже не пробиться. Остаются те, кто притерпелся. И те, кто хоть каким-то образом нашел себя вблизи бюджетных потоков. Это нетрудно. Все мужское население - в какой-нибудь военизированной структуре: в милиции, в СОБРе, в МЧС. При напоминании о том, что с оружием здесь могут находиться только миротворцы, смеются даже миротворческие командиры.
И еще остаются те, кто может убедить себя в том, что безопасность требует жертв. Хотя даже убедившие себя в этом все равно уезжают. Потому что безопасности все равно нет. Как кто-то подсчитал, с 2004 года от обстрелов и взрывов ежемесячно в Южной Осетии погибают четыре человека. «Это то же самое, как если бы в России погибало 3 тысячи человек», - пояснил Коста Дзугаев. Но в отличие от России с каждым из этих четверых знаком весь город: кто-то с ними учился, кто-то дружил, кто-то в одном взводе воевал. В общем, 40 дней не проходит, а уже новые похороны, на которые собирается весь город. Со всеми последствиями для воспоминаний о былой дружбе с грузинами, и даже идиллические рассказы о том, что после очередных обстрелов цхинвальцы звонят за линию фронта вчерашним соседям-грузинам и с беспокойством спрашивают, не задело ли кого, общей атмосферы не меняют.
Тем более что власть все четко разъясняет. Враг рядом и, за исключением объездной дороги в Россию, по всему периметру. Враг и тот, кто имя Санакоева произносит без брезгливости. Кто может замыслить сходить в кино в Курту. Эдуард Кокойты пришел к власти в Цхинвали в то время, когда с врагом-грузином безо всяких опасений можно было общаться, что только укрепляло комфорт стабильности. Кокойты явно не собирался продолжать эту линию и сам, но вскоре грянула розовая революция, одной из первых жертв которой стало базарное изобилие. И в отличие от Абхазии, которая находила возможности выживания, Южная Осетия обнаружила, что ничего другого, кроме офшора, она не создала. Оставалось одно: с одной иглы пересаживаться на другую. С той лишь разницей, что в отличие от прежней новая российская игла на том и основана, что никакой безопасности больше нет. И круг замкнулся. Грузины - враги, потому надо терпеть и хранить верность России. И, значит, грузины становятся еще большими врагами, и надо терпеть со все новым стоицизмом, потому что выбора нет. Из замкнутого круга, оказывается, можно сконструировать отлично раскручивающуюся спираль.
ГОД ПРИДНЕСТРОВЬЯ
В Курту цхинвальцы бы, наверное, пошли - из любопытства. Как раньше, некоторые ездят даже в Тбилиси. «Не может же мой сын расти, думая, что Цхинвали - это и есть жизнь», - признался один из тех, кто никак не может понять, почему до сих пор не уехал. И если нужно кого-то срочно лечить, то везут опять же в Гори или в тот же Тбилиси, потому что до Владикавказа пять часов езды, а до Тбилиси - полтора. И люди постарше ностальгически улыбаются, выслушивая сообщения Кокойты о том, что Южная Осетия доказала свое право на существование, построив экономику, которой грузинская не годится и в подметки. И демократию, кстати, тоже.
Но над Дмитрием Санакоевым принято в лучшем случае смеяться. А во власти - ненавидеть так, как ненавидят не просто предателя, а бывшего своего. Который вроде и воевал, и министром обороны был, и даже премьер-министром. "Почему?" - спрашивал я людей из цхинвальской власти. Ну сидит себе человек в Курте, которую Цхинвали все равно никогда не контролировал, а теперь, как признал один знакомый, тоже над Санакоевым смеющийся, худо-бедно повесивший там осетинский флаг. Ну строит какие-то дворцы спорта, а люди зарабатывать все равно идут в Цхинвали. Действительно, почти смешно. «Нет, не смешно, - отвечают мне. - Санакоева возят по заграницам, его представляют как альтернативу, к нему даже ездят послы». «Может быть, дело не в Санакоеве, а в вас? Вы же сами не идете на контакт с Западом» Собеседники выдерживают паузу. Внимательно смотрят на меня. И улыбаются: «Только вы не думайте, что мы здесь папуасы. Мы тоже все понимаем». Впрочем, мы говорим уже не о Санакоеве. Мы говорим о России.
Год Приднестровья, объявленный в Южной Осетии, плакаты, на которых крепят братство два непризнанных президента, подталкивают к неприятным для осетин сравнениям. «Да, мы понимаем, что Москва с нами может поступить как со Смирновым». Правда, даже в доверительных разговорах не каждый чиновник отважится обсуждать реальность, в которой возможно все. «Невозможно», - объясняли мне высшие чины цхинвальской власти и всматривались мне в глаза, пытаясь понять, насколько убедительны их тезисы про то, что Южная Осетия - один из последних форпостов России на Кавказе в том наступлении, которое Америка не сегодня-завтра предпримет. И что Саакашвили никогда не откажется от НАТО: «Вы же знаете, сколько народу в Грузии проголосовало на референдуме за вступление в альянс». И, конечно, великая энергетическая война, и Кондолиза Райс для того и ездит в Тбилиси, чтобы дать Саакашвили очередные антироссийские указания. Гипотеза о том, что все немного наоборот и что американские гости в Тбилиси обычно предупреждают, что в случае нервного срыва Саакашвили может о помощи Запада забыть, встречается с улыбкой жалости к жертве пропаганды. Но тема разговора немедленно меняется.
При этом все догадываются: дела у президента Кокойты неважны. Все меньше и в Цхинвали, и за ее пределами тех, кого он устраивает так, как устраивал еще вчера. Его не любит бизнес, его не любит эмигрировавшая из Цхинвали южноосетинская элита. Его не любят ветераны. Его все труднее понять даже чиновникам, которые не меньше абхазских коллег хотели бы общаться не только с Москвой, но и с Западом, и им бы тоже хотелось того внимания, которое с некоторых пор вызывает у Запада Багапш. Его все меньше любит все более безлюдная улица, которой тоже интересно узнать, куда и против кого придется соскакивать в случае чего с российской иглы.
Но и для самой Москвы Кокойты, кажется, все менее убедителен и интересен. Безнадежный экономический тупик, в который она с его помощью загоняет Южную Осетию, начинает озадачивать даже ее. Кокойты в деле политического выживания остается надеяться только на перманентное обострение, а Кремлю достаточно обострения эпизодического. Это две совершенно разные доктрины. Но счет пока в пользу Кокойты. Как заметил один цхинвальский коллега, Саакашвили работает на режим Кокойты с той же эффективностью, с которой сама Москва работает на режим Саакашвили.
В Тбилиси ведь, кажется, искренне удивлены, что проект «Санакоев» не срабатывает. Там в самом деле продолжают верить в то, что слава об экономическо-демократическом прорыве обязательно должна образумить и Сухуми, и Цхинвали. «Здесь не знают осетин», - заметил грузинский журналист родом из Цхинвали, некоторое время даже поработавший на Санакоева и в ужасе от этого мероприятия уехавший в Тбилиси: что-то соотечественникам объяснить.
Все происходит с удручающей закономерностью. Хорошо было убеждать, сидя в Бонне, тех, кто сидит в Берлине. Именно эту модель, кажется, и сочли в Тбилиси уместной. А проект не только не срабатывает, он еще натыкается на ответную реакцию, ненамного более адекватную, зато подкрепленную российской мощью и российской заинтересованностью в том, что никто никак не может сформулировать. В Цхинвали иллюзий питают не больше, чем в Сухуми: «Мы знаем, что нас используют. А что нам остается?»
Нервы у Тбилиси самым закономерным образом сдают Проект «Санакоев» всей логикой ситуации обречен на превращение в проект «Покушение на Санакоева», и уже не важно, кто именно это покушение организовал. Грузинские штабисты покидают цхинвальское расположение миротворческих частей, через пару часов начинается обстрел, обе стороны принимаются захватывать заложников, а грузинских заложников, как признался один осетин, захватывать проще, спираль раскручивается, в воздух поднимаются российские самолеты. Саакашвили снова требует замены российских миротворцев, и кажется, что для этого все и затевалось, тем более что существующий формат урегулирования и в самом деле трагикомичен. Трое: россияне, северные и южные осетины - против одних грузин, и у каждого право вето. И один из российских офицеров-миротворцев так и сказал: хватит, надо расходиться и называть вещи своими именами, здесь мы, здесь грузины - какое, к черту, миротворчество?
И хороших ходов осталось еще меньше, причем у всех. В Цхинвали боятся новых обстрелов, догадываясь, что круг виноватых гораздо шире, чем они привыкли думать. В Тбилиси с унылой заведенностью метронома мечутся от проекта «Санакоев» к минометным упражнениям, и третьего не дано. А в Москве, кажется, и вовсе отчаялись посчитать, стоит ли миллиард с лишним рублей в год того, чтобы не задаваться вопросом: а почему бы осетинам в самом деле не построить себе несколько электростанций?
Вы довольно часто бываете в Москве. Можете назвать, если это не секрет, главный из вопросов, которые вы обсуждали в этот раз?
Не секрет. Один из самых важных вопросов, которые мы обсуждали с министром иностранных дел - как реанимировать переговорный процесс, дать новый импульс работе Смешанной контрольной комиссии (СКК). И мы должны сказать очень серьезно: никакой смены формата комиссии и миротворческих сил не будет.
Но может ли работать СКК в том формате, который есть сейчас?
Я думаю, этот формат себя не исчерпал. Процесс урегулирования ведь шел - до прихода к власти Саакашвили. И сегодняшний грузинский подход к урегулированию для нас неприемлем. Хотя бы потому, что Грузия хочет сделать стороной переговоров человека, который является грузинским чиновником - я уж не говорю о его моральных качествах.
Вы имеете в виду Дмитрия Санакоева?
Да. Вы знаете, что это за человек? Когда он, уходя с поста председателя нашего правительства, передавал власть, в бюджете республики оставалось 4,768 тысячи рублей. Так что для нас такой человек не страшен. Страшно то, что Грузия и Запад навязывают механизм по расколу осетинского общества.
Ваш нынешний бюджет намного больше, но он почти целиком формируется в России. Вас такая модель не беспокоит?
То, что у нас есть большие российские дотации, не означает, что мы хотим сесть на иглу. Но без помощи России мы экономику не поднимем. Сегодня уже идет серьезная работа с предпринимателями, мы вкладываем в сельское хозяйство.
Но это же тоже не инвестиции, скажем, в сельхозпереработку, а просто дотации крестьянам.
А как нам еще удержать людей на земле? 17 лет республика находится в очень сложном положении, ничего не поделаешь.
Сравнения, естественно, хромают, но, допустим, в Карабахе и Абхазии силы для рывка накопили намного раньше.
Абхазия и в советское время располагала значительным потенциалом. А Южная Осетия развивалась как экономический придаток Грузии. Но сегодня мы встаем на ноги, наши предприятия начинают потихоньку функционировать.
Их, если не ошибаюсь, два.
А у нас больше и не было. Я бы не сказал, что в восторге от того, как мы развиваемся. Но всем, кто думает, что мы недорабатываем, я бы порекомендовал посидеть в цхинвальских окопах.
Но прошло уже 17 лет.
А это вы у Санакоева спросите - что он делал в свое время для республики.
Хорошо, прошло семь лет - уже после вашего избрания.
Но это семь лет непрерывного противостояния. После прихода к власти Саакашвили делается все, чтобы у нас не было роста экономики. Чтобы это понять, нужно хотя бы месяц здесь пожить. Чтобы увидеть, как определенные силы используют и раскачивают ситуацию. Приехала Кондолиза Райс в Грузию, а через три-четыре дня все начинается. И вооруженные силы Грузии увеличиваются на 5 тысяч человек. Мы прекрасно понимаем стремление США и ЕС войти в регион, где у них свои интересы. Но я не слышал, чтобы они осудили грузинский фашизм, который породил этот конфликт. И чем быстрее Запад это поймет, тем быстрее найдет понимание здесь и в Абхазии.
Но в Абхазии он это понимание уже начинает находить.
Мы тоже встречаемся с послами, мы предоставляем Западу возможность донести до людей наше мнение. Вы знаете, что Запад предлагает объединение двух Осетий. Но при одном условии: если Северная Осетия выйдет из состава России.
Это кто такое предлагает?
На форумах западные эксперты такое предлагали как один из вариантов. И даже прозвучало: мы вас сразу признаем.
И вы всерьез считаете это позицией Запада?
Но ведь никто не осудил! А там присутствовали чиновники ОБСЕ.
Та модель, которая существовала в отношениях с Грузией до Саакашвили, когда Осетия была фактическим оффшором, вас устраивала?
Вы знаете, мы и сейчас предлагаем создать единую экономическую зону, чтобы сблизить в ней и Россию, и Грузию. Единая оффшорная зона в рамках Алагирского района Северной Осетии, Южной Осетии и Горийского района Грузии. Нужно создать экономику. Отложить политические вопросы. Сначала меры доверия. Восстановление разрушенного хозяйства. И только потом политические вопросы.
Вы будто процитировали то, что министр иностранных дел Германии предложил в Тбилиси и в Сухуми. Сухуми отказался.
Нет, это предложение президента Южной Осетии 2001 года.
Предложение актуально?
Мы, в отличие от Грузии, свои программы не меняем. Первое - это меморандум о неприменении силы, который Грузия отказывается подписывать. Второе: создать рабочую совместную группу из представителей Грузии, Южной Осетии и Российской Федерации для разработки совместного плана поэтапного урегулирования.
Российская позиция вас удовлетворяет полностью?
Если кто-то думает, что Россия не в полной мере реализует свои возможности, пусть поставит себя на ее место. Есть устремления осетинской стороны. Есть устремления грузинской стороны. Но главным гарантом не случайно остается Россия. Наши цели совпадают.
Может так получиться, что Россия, получив заверения Грузии в отказе от НАТО, поведет себя с Южной Осетией так же, как с Приднестровьем?
Я думаю, что Южной Осетии приднестровский вариант не угрожает. Все должны понимать: помимо южных осетин и абхазов есть еще народы Северного Кавказа. Они внимательно отслеживают ситуацию у нас, и в свою очередь нам с абхазскими друзьями удается помогать стабилизации на Северном Кавказе. Горячих голов там тоже хватает.
ГЛАВА АДМИНИСТРАЦИИ
Почему вы, бывший министр обороны, премьер-министр, оказались на должности, которую многие ваши соотечественники считают воплощением коллаборационизма?
Вопрос с Южной Осетией нужно решать. Правительство Грузии предложило программу, по которой Южная Осетия может войти в состав Грузии. Для этого Грузии нужен был единомышленник, который мог бы показать южным осетинам, чего они могут достичь, будучи автономией в составе Грузии. И мне эта логика близка. Грузия сказала: есть три момента, которые мы обсуждаем. Внешнеэкономическая и внешнеполитическая деятельность. Единая армия. Единая граница. Все остальное - дело местной власти. В то время, когда я был во власти в Цхинвали, до 2001 года, да и вообще, до прихода Саакашвили Грузия не готова была говорить об автономии. Но и наш тогдашний курс не был таким категоричным, какой проводит сегодня Кокойты: мол, мы никогда не будем Грузией. И я считаю, что из-за этого осетинское население используется в чужих политических играх.
А при вас оно не использовалось?
Не так. Раньше мы могли одним телефонным звонком решить с Тбилиси почти любые проблемы. Теперь понимания между Цхинвали и Тбилиси нет. Ни с той, ни с другой стороны. И еще одна вещь: тогда российская политика не стимулировала нас к реальной независимости. Речь шла больше об экономических вопросах.
Когда вы поняли, что у вас нет общего пути с Кокойты?
Когда в 2001 году Чибиров (бывший президент Южной Осетии. - «Газета») проиграл выборы, я решил, что больше политикой заниматься не буду. И я не полемизировал с Кокойты нигде и ни в чем. Но я видел, как в 2004 году началось формирование вооруженных сил. И видел, как завозятся танки в 2003 году. Я видел, как начинается мобилизация - негласно. И я спрашивал: "Почему?" У нас же есть договоренности с Грузией и с Россией. Было же зафиксировано: никаких вооруженных людей, кроме миротворцев.
Но война в 2004 году едва не началась усилиями Тбилиси. Как вы думаете, Грузией выработан иммунитет от подобных решений?
Я думаю, да. У людей в МВД есть такое понимание: это наша территория, мы не можем допустить, чтобы на нашей территории кто-то стрелял. Для них осетины - не какой-то другой этнос. Просто осетин, который держит оружие - такой же преступник, что и грузин. И с ним надо поступать как с преступником.
Вы называете это иммунитетом?
А почему нет? Другое дело - провокации. Мы все время просим грузинскую сторону не стрелять. Понимаете, если кто-то из грузинских полицейских допустил провокацию, его никто не наказывает. И в Цхинвали тоже. Обе стороны перекладывают ответственность друг на друга. И смешанная контрольная комиссия не работает.
Она мертва?
Не по вине Грузии. Какие бы предложения она ни вносила, они отвергаются как минимум одной стороной - так СКК сконструирована. Поэтому Тбилиси хочет изменить формат СКК. И дело не в том, чтобы там был Санакоев. В политическом смысле я представляю только грузинскую часть населения. Если кто-то делает выбор в пользу Кокойты, с этим выбором надо считаться.
И что может убедить Москву и Цхинвали согласиться на изменение формата переговорного процесса?
Если сегодня Грузия сделает России определенные предложения, ее это может заинтересовать.
Ну вот сделала она эти предложения, которые Россию заинтересовали, и началась стрельба.
Возможно, и так. Было несколько терактов на нашей территории. Параллельно в Абхазии. Группы, заинтересованные в срыве переговоров, есть везде. Где-то больше, где-то меньше. С одной стороны, Цхинвали видит, что сюда иностранные представители приезжают довольно часто, что они могут сравнивать то, что предлагает Кокойты, и то, что предлагает Санакоев. Первый говорит как субъект международного права. Второй предлагает автономию в составе Грузии. И наблюдатели могут сравнивать, что и кому более приемлемо. И в Цхинвали видят, что они проигрывают. С другой стороны, есть группы в Тбилиси, которые заинтересованы в войне, и я не могу исключить, что им было бы выгодно убрать меня, чтобы спровоцировать грузинское руководство на боевые действия. Что чуть и не произошло.
Так же, как в апреле, когда у грузинского руководства едва не сдали нервы в Абхазии - когда Москва решила установить особые отношения с Абхазией и Южной Осетией.
Да. Российская сторона тогда предприняла определенные действия, и грузинская сторона тоже должна была сделать определенные ответные шаги. То есть, возможно, начать маленькую войну в Абхазии, чтобы потом быстро уйти и привлечь внимание международного сообщества. Дав понять России, что она не должна так просто принимать такие решения. Ведь есть другой путь в отношениях России и Грузии. Если бы Россия нашла возможность предложить грузинскому руководству что-то взамен НАТО, я думаю, понимание можно было бы найти.
Если Россия сделает Грузии это интересное предложение, что останется делать Кокойты?
Пару раз ему удастся сыграть на обострение. Но потом все станет ясно. Что тогда? Перекроют ему финансирование из Москвы, вот и все. Я против того, чтобы его убирали с этого поста вообще - это будет пощечиной тем, кто за него голосовал. С ним надо работать.
Вадим Дубнов
23-07-2008
Опубликовано: "Газета", №137, 24-07-08
Я не спрашивал, почему сказать о грузинах хорошее слово считается почти моветоном, все было ясно, но потом собеседники внимательно смотрели на меня и снова уточняли: ты понимаешь, что это тоже притворство?
РАЙ ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
Очень соблазнительно заподозрить, что «после» - это непременно «вследствие», и сопоставить даты. Начало июля, мины рвутся над Цхинвали, снаряды в ответ падают на грузинские села вокруг южноосетинской столицы, в то же самое время что-то день за днем взрывается в Абхазии, то в Сухуми, то в Гали. И все это спустя буквально неделю после того, как вроде бы начало теплеть и грузино-американской миссии с ее мирными предложениями приветливо улыбаются в Сухуми, а потом и в Москве. Фактический раздел Абхазии со свободной экономической зоной в приграничных с Грузией Очамчире и Гали и фактической независимостью для всей остальной Абхазии, которая формально возвращается в общегрузинское пространство, - эта формула компромисса и раньше была секретом Полишинеля. Но, обретя плоть в будто специально организованной утечке, проект вмиг обрушивает все, что так кропотливо наработано. А 3 июля что-то взрывается под колесами машины Дмитрия Санакоева, который для Тбилиси глава администрации Цхинвальского региона и образ грузино-осетинской дружбы, а для осетин - предатель. А вслед, естественно, взаимные обстрелы, и на обеих сторонах линии фронта вам непременно дадут бинокль и укажут на нависающую сопку, на которой ощетинились вражеская артиллерия. У каждого своя высота, и под каждой высотой какое-нибудь село. И психическая атака российской авиации уже никого не удивила, потому что при всем разнообразии звучащих с обеих сторон вопросов уже, кажется, никто не задается только одним: зачем?
Южная Осетия - диковинная карта объездных путей: например, есть труба, по которой снабжаются газом грузинские села, в ответ строится свой газопровод для осетинских сел и для Цхинвали. При любом обострении каждая сторона непременно что-нибудь со своей стороны перекроет, грузины прострелят водовод, а осетины закроют дорогу. География причудлива, дорога из России выныривает после Рокского тоннеля в осетинскую Джаву, потом череда грузинских сел, и только после них Цхинвали, и так здесь всегда жили и ездили. Пока грузинские села не стали два года назад для Тбилиси Цхинвальским регионом, временной заменой мятежной Южной Осетии, а грузинское село Курта - ее временной альтернативной столицей с альтернативной же властью. «Ты не узнаешь Курту и Тамарашени!» - анонсировали мне еще в Тбилиси экономическое чудо в грузинских селах. Чудо открылось не сразу, его надо было искать в обычном сельском запустении, и наконец мои провожатые торжествующе останавливаются: «Вот!»
К согласию на статус широкой грузинской автономии измученных осетин должны склонить новый кинотеатр, сделавший бы честь среднему европейскому городу, бассейн, аналога которому, как утверждается, нет во всей Грузии, и дворец спорта. И апофеоз: несколько элитных жилых домов посреди предгорного безлюдья. Квартира с полной обстановкой, да еще и $500 в придачу должны были по тбилисскому замыслу стать убедительным аргументом хотя бы для части цхинвальцев, которым предложили праздник новоселья.
Дома между тем заселены едва на четверть. Да и поддавшиеся искушению еврожилья за линией фронта не слишком разговорчивы. Да, здесь хорошо, спасибо Грузии. И в Цхинвали хорошо, спасибо России. Все, собеседник недвусмысленно торопится по своим делам, которых в общем-то нет, как нет и работы. То есть, конечно, она здесь появилась, в каждой семье по тбилисскому плану должен быть хоть один небезработный, поэтому администрация и милиция безразмерны, и Тбилиси для торжества южноосетинской альтернативности не жалеет бюджетных 17 млн лари, почти $13 млн. Не считая того, что идет по линии социальной ответственности грузинского бизнеса. В общем, рай для тех, кто больше не хочет быть из него изгнанным, и в местной администрации с гордостью сообщают, что по голосам за Саакашвили здесь обошли даже Кодори: там 92%, а здесь 96%.
Правда, даже пристальный взгляд человека из администрации не удерживает селян от недоброй улыбки, которой они, правда, и ограничиваются, если спросить их про элитные постройки для осетин - местным такое и не снится. «Сколько стоит дворец спорта?» «$1,5 млн», - отвечает чиновник. «Сколько за эти деньги можно построить перерабатывающих заводов?» - «Ну, три-четыре». Селяне опять понимающе щурятся, вспоминая алчных заготовителей из Гори. И согласно кивают головой назидательным речам человека из администрации: заводы подождут, главное сейчас - мир и воссоединение. «Поэтому, кстати, Кокойты и закрыл дорогу, по которой мы всегда ездили. Чтобы осетины ничего не видели».
Президент Южной Осетии Эдуард Кокойты, кажется, немного раздосадован моим непониманием: «Грузины на этой дороге беспредельничали, проверяли у всех документы, потому мы ее и закрыли». Уже год, как осетины построили 48-километровый участок объездной дороги, по которой теперь и ездят в Россию. И точно так же грузины, объезжая осетинские села, делают свой 11-километровый крюк. И я продолжаю задавать вопросы: если у того, кто не хочет встречаться на дороге с грузинами, есть альтернатива, зачем выстраивать на основной трассе подлинную Берлинскую стену? «Потому что это и есть Берлинская стена, - с тем же недоумением пояснил мне цхинвальский знакомый. - Ну пошли бы наши в Курту смотреть кино. Посмотрели бы и вернулись. Нет, наша власть себе такого позволить не может».
«Абхазский случай отличается от нашего не только тем, что Абхазия больше и что там есть достаточно четкая линия фронта, - объясняет советник южноосетинского президента Коста Дзугаев. - Дело в том, что абхазы на самом деле исторически и психологически настроены против грузин. У нас этого нет и никогда не было». Здесь едва не начавшийся в 2004 году конфликт вспоминают не только в контексте вновь пришедшей вражды. Даже вполне патриотичные осетины жалеют о том, что тогда было упущено, в первую очередь дорога, соединявшая Россию и весь Южный Кавказ. А рядом с Цхинвали на этой дороге стоял знаменитый эргнетский рынок, делавший Южную Осетию подлинным офшором, за счет чего она и жила. Это было, конечно, царством контрабанды, но это была цена интеграции, для которой оставалось только придумать соответствующую формулу, с чем обе стороны были согласны. Вместо этого в целях послереволюционного очищения грузинской экономики Эргнети был разгромлен, рынок стал линией фронта, и в одночасье изменилось все. И так надолго, что кажется, будто все заинтересованные стороны согласились, что почти навсегда.
«МЫ БЕДНЫЕ, НО ЛЕНИВЫЕ»
Кофе в кафе не было, потому что не было воды. Потом вода появилась, но теперь не было света, и это осетинская обыденность, в связи с чем запасаться заранее водой для кофе смысла нет. Как нет никакого смысла делать шашлык, хоть чуть-чуть похожий на шашлык: цхинвальцы вкусно едят дома, в кафе они потягивают пиво вполне советского вкуса, и другого нет, а привычку сидеть в кафе не отменит ни один враг и ни одна война. «Мы бедны, но горды и ленивы, - смеется цхинвальский приятель. - И пойди найди осетина, который согласится за гроши работать киркой или лопатой». Социальную функцию московского таджика в Цхинвали выполняют грузины из окрестных сел, которые соглашаются на любую поденщину. Что наполняет цхинвальцев особой радостью и сводит на нет тбилисский проект демонстрации перед осетинами преимуществ грузинского образа жизни.
Южная Осетия, лишенная эргнетского счастья, бедна повсеместно - и в грузинской своей части, и в осетинской. Цхинвальские чиновники сообщают: зарплаты повышены в полтора-два раза. И с грустной улыбкой добавляют: теперь средняя зарплата - тысяч семь. Но у местных грузин нет и этого, а у Цхинвали есть российский бюджет.
И все, что происходит дальше, от покушения на Санакоева до полетов российской авиации, оказывается запрограммированным безо всякой американской миротворческой миссии. Наоборот, любой миротворческий провал сам становится частью этой общей обреченности.
Знакомый цхинвальский бизнесмен хочет торговать осетинской минеральной водой, в том числе и в Грузии, где рассчитывает потеснить даже «Боржоми». Он хочет взять в аренду источник - один из многих сотен, которые простаивают. У власти два вопроса, и оба исчерпывающе формулируют подход к делу. Первый: не считает ли мой друг бизнес с грузинами делом, мягко говоря, непатриотичным? Второй: не устроит ли его, запрашивающего аренду лет хотя бы на 25, года три? «Какой идиот, - в ответ интересуется бизнесмен, - будет вкладывать две-три сотни тысяч долларов на три года?»
Он догадывается: если его благосостояние каждые три года будет зависеть от благосклонности власти, он должен будет хранить лояльность, и в этом весь банальный секрет. Есть, впрочем, и другой, не менее банальный. С одним из властных экономистов делюсь планами еще одного бизнесмена, который уже нашел инвестора для закупки шиповника, которого здесь не меньше, чем минеральной воды. «Человек 100 в сезон хорошей зарплатой я обеспечу, налоги буду платить - чего им еще надо?» «Да, - горячо подержал чиновник, - я тоже об этом думал». И продолжил: «Надо создать государственное предприятие».
Бюджет Южной Осетии - 1,2 млрд рублей. Из них собственных 50 млн, остальные - из России. Россия оплачивает обходные водо- и газопровод. Россия же решает, что нужно Южной Осетии, а что не нужно. Скажем, гидроэлектростанции, по ее мнению, Южной Осетии не нужны. Зачем? Будете получать электричество из России. Осетины недоумевают: в пронизанной горными речками республике гидроэнергетика может стать и локомотивом экономики, и даже статьей экспорта. В ту же, кстати, Грузию.
Время не просто остановилось, и граждан, многие из которых еще недавно строили себе роскошные дома, потому что дешевого спирта, шедшего "КамАЗами" из Грузии в Россию, а потом эргнетских прилавков хватало на всех, легко понять. Теперь жалобы предпринимателей, готовых притвориться политической оппозицией, сводятся к негодующему вопросу: я платил аренду 1,7 тысячи рублей в месяц, а теперь - 3,5 тысячи. Почему? Осетинский бизнесмен готов заподозрить самое страшное: чиновник, фактически приватизировавший комбинат бытового обслуживания, берет эти деньги себе. И если его подозрение верно, картина получается совсем удручающая: чиновник, мимо которого раньше не проходила ни одна капля спирта, теперь тоже вынужден довольствоваться крохами из бюджета или тем, что можно отсечь на пути к нему от нищего бизнесмена. Если как следует украсть не может даже чиновник, стало быть, дело совсем плохо.
СПИРАЛЬ ИЗ ЗАМКНУТОГО КРУГА
Население Южной Осетии когда-то в советское время было под 100 тысяч человек. Сегодня, как утверждается, на территории, подконтрольной Цхинвали, живет около 60 тысяч человек, но даже самые отчаянные оптимисты в своих оценках выше 40 тысяч не поднимаются. Остаются здесь лишь те, кто понимает: в Северной Осетии, куда принято эвакуироваться, и тем более в Москве все места заняты соотечественниками и уже не пробиться. Остаются те, кто притерпелся. И те, кто хоть каким-то образом нашел себя вблизи бюджетных потоков. Это нетрудно. Все мужское население - в какой-нибудь военизированной структуре: в милиции, в СОБРе, в МЧС. При напоминании о том, что с оружием здесь могут находиться только миротворцы, смеются даже миротворческие командиры.
И еще остаются те, кто может убедить себя в том, что безопасность требует жертв. Хотя даже убедившие себя в этом все равно уезжают. Потому что безопасности все равно нет. Как кто-то подсчитал, с 2004 года от обстрелов и взрывов ежемесячно в Южной Осетии погибают четыре человека. «Это то же самое, как если бы в России погибало 3 тысячи человек», - пояснил Коста Дзугаев. Но в отличие от России с каждым из этих четверых знаком весь город: кто-то с ними учился, кто-то дружил, кто-то в одном взводе воевал. В общем, 40 дней не проходит, а уже новые похороны, на которые собирается весь город. Со всеми последствиями для воспоминаний о былой дружбе с грузинами, и даже идиллические рассказы о том, что после очередных обстрелов цхинвальцы звонят за линию фронта вчерашним соседям-грузинам и с беспокойством спрашивают, не задело ли кого, общей атмосферы не меняют.
Тем более что власть все четко разъясняет. Враг рядом и, за исключением объездной дороги в Россию, по всему периметру. Враг и тот, кто имя Санакоева произносит без брезгливости. Кто может замыслить сходить в кино в Курту. Эдуард Кокойты пришел к власти в Цхинвали в то время, когда с врагом-грузином безо всяких опасений можно было общаться, что только укрепляло комфорт стабильности. Кокойты явно не собирался продолжать эту линию и сам, но вскоре грянула розовая революция, одной из первых жертв которой стало базарное изобилие. И в отличие от Абхазии, которая находила возможности выживания, Южная Осетия обнаружила, что ничего другого, кроме офшора, она не создала. Оставалось одно: с одной иглы пересаживаться на другую. С той лишь разницей, что в отличие от прежней новая российская игла на том и основана, что никакой безопасности больше нет. И круг замкнулся. Грузины - враги, потому надо терпеть и хранить верность России. И, значит, грузины становятся еще большими врагами, и надо терпеть со все новым стоицизмом, потому что выбора нет. Из замкнутого круга, оказывается, можно сконструировать отлично раскручивающуюся спираль.
ГОД ПРИДНЕСТРОВЬЯ
В ЮЖНОЙ ОСЕТИИ
В Курту цхинвальцы бы, наверное, пошли - из любопытства. Как раньше, некоторые ездят даже в Тбилиси. «Не может же мой сын расти, думая, что Цхинвали - это и есть жизнь», - признался один из тех, кто никак не может понять, почему до сих пор не уехал. И если нужно кого-то срочно лечить, то везут опять же в Гори или в тот же Тбилиси, потому что до Владикавказа пять часов езды, а до Тбилиси - полтора. И люди постарше ностальгически улыбаются, выслушивая сообщения Кокойты о том, что Южная Осетия доказала свое право на существование, построив экономику, которой грузинская не годится и в подметки. И демократию, кстати, тоже.
Но над Дмитрием Санакоевым принято в лучшем случае смеяться. А во власти - ненавидеть так, как ненавидят не просто предателя, а бывшего своего. Который вроде и воевал, и министром обороны был, и даже премьер-министром. "Почему?" - спрашивал я людей из цхинвальской власти. Ну сидит себе человек в Курте, которую Цхинвали все равно никогда не контролировал, а теперь, как признал один знакомый, тоже над Санакоевым смеющийся, худо-бедно повесивший там осетинский флаг. Ну строит какие-то дворцы спорта, а люди зарабатывать все равно идут в Цхинвали. Действительно, почти смешно. «Нет, не смешно, - отвечают мне. - Санакоева возят по заграницам, его представляют как альтернативу, к нему даже ездят послы». «Может быть, дело не в Санакоеве, а в вас? Вы же сами не идете на контакт с Западом» Собеседники выдерживают паузу. Внимательно смотрят на меня. И улыбаются: «Только вы не думайте, что мы здесь папуасы. Мы тоже все понимаем». Впрочем, мы говорим уже не о Санакоеве. Мы говорим о России.
Год Приднестровья, объявленный в Южной Осетии, плакаты, на которых крепят братство два непризнанных президента, подталкивают к неприятным для осетин сравнениям. «Да, мы понимаем, что Москва с нами может поступить как со Смирновым». Правда, даже в доверительных разговорах не каждый чиновник отважится обсуждать реальность, в которой возможно все. «Невозможно», - объясняли мне высшие чины цхинвальской власти и всматривались мне в глаза, пытаясь понять, насколько убедительны их тезисы про то, что Южная Осетия - один из последних форпостов России на Кавказе в том наступлении, которое Америка не сегодня-завтра предпримет. И что Саакашвили никогда не откажется от НАТО: «Вы же знаете, сколько народу в Грузии проголосовало на референдуме за вступление в альянс». И, конечно, великая энергетическая война, и Кондолиза Райс для того и ездит в Тбилиси, чтобы дать Саакашвили очередные антироссийские указания. Гипотеза о том, что все немного наоборот и что американские гости в Тбилиси обычно предупреждают, что в случае нервного срыва Саакашвили может о помощи Запада забыть, встречается с улыбкой жалости к жертве пропаганды. Но тема разговора немедленно меняется.
При этом все догадываются: дела у президента Кокойты неважны. Все меньше и в Цхинвали, и за ее пределами тех, кого он устраивает так, как устраивал еще вчера. Его не любит бизнес, его не любит эмигрировавшая из Цхинвали южноосетинская элита. Его не любят ветераны. Его все труднее понять даже чиновникам, которые не меньше абхазских коллег хотели бы общаться не только с Москвой, но и с Западом, и им бы тоже хотелось того внимания, которое с некоторых пор вызывает у Запада Багапш. Его все меньше любит все более безлюдная улица, которой тоже интересно узнать, куда и против кого придется соскакивать в случае чего с российской иглы.
Но и для самой Москвы Кокойты, кажется, все менее убедителен и интересен. Безнадежный экономический тупик, в который она с его помощью загоняет Южную Осетию, начинает озадачивать даже ее. Кокойты в деле политического выживания остается надеяться только на перманентное обострение, а Кремлю достаточно обострения эпизодического. Это две совершенно разные доктрины. Но счет пока в пользу Кокойты. Как заметил один цхинвальский коллега, Саакашвили работает на режим Кокойты с той же эффективностью, с которой сама Москва работает на режим Саакашвили.
В Тбилиси ведь, кажется, искренне удивлены, что проект «Санакоев» не срабатывает. Там в самом деле продолжают верить в то, что слава об экономическо-демократическом прорыве обязательно должна образумить и Сухуми, и Цхинвали. «Здесь не знают осетин», - заметил грузинский журналист родом из Цхинвали, некоторое время даже поработавший на Санакоева и в ужасе от этого мероприятия уехавший в Тбилиси: что-то соотечественникам объяснить.
Все происходит с удручающей закономерностью. Хорошо было убеждать, сидя в Бонне, тех, кто сидит в Берлине. Именно эту модель, кажется, и сочли в Тбилиси уместной. А проект не только не срабатывает, он еще натыкается на ответную реакцию, ненамного более адекватную, зато подкрепленную российской мощью и российской заинтересованностью в том, что никто никак не может сформулировать. В Цхинвали иллюзий питают не больше, чем в Сухуми: «Мы знаем, что нас используют. А что нам остается?»
Нервы у Тбилиси самым закономерным образом сдают Проект «Санакоев» всей логикой ситуации обречен на превращение в проект «Покушение на Санакоева», и уже не важно, кто именно это покушение организовал. Грузинские штабисты покидают цхинвальское расположение миротворческих частей, через пару часов начинается обстрел, обе стороны принимаются захватывать заложников, а грузинских заложников, как признался один осетин, захватывать проще, спираль раскручивается, в воздух поднимаются российские самолеты. Саакашвили снова требует замены российских миротворцев, и кажется, что для этого все и затевалось, тем более что существующий формат урегулирования и в самом деле трагикомичен. Трое: россияне, северные и южные осетины - против одних грузин, и у каждого право вето. И один из российских офицеров-миротворцев так и сказал: хватит, надо расходиться и называть вещи своими именами, здесь мы, здесь грузины - какое, к черту, миротворчество?
И хороших ходов осталось еще меньше, причем у всех. В Цхинвали боятся новых обстрелов, догадываясь, что круг виноватых гораздо шире, чем они привыкли думать. В Тбилиси с унылой заведенностью метронома мечутся от проекта «Санакоев» к минометным упражнениям, и третьего не дано. А в Москве, кажется, и вовсе отчаялись посчитать, стоит ли миллиард с лишним рублей в год того, чтобы не задаваться вопросом: а почему бы осетинам в самом деле не построить себе несколько электростанций?
ПРЕЗИДЕНТ НЕПРИЗНАННОЙ РЮО ЭДУАРД КОКОЙТЫ: «ЮЖНОЙ ОСЕТИИ ПРИДНЕСТРОВСКИЙ ВАРИАНТ НЕ УГРОЖАЕТ»
Вы довольно часто бываете в Москве. Можете назвать, если это не секрет, главный из вопросов, которые вы обсуждали в этот раз?
Не секрет. Один из самых важных вопросов, которые мы обсуждали с министром иностранных дел - как реанимировать переговорный процесс, дать новый импульс работе Смешанной контрольной комиссии (СКК). И мы должны сказать очень серьезно: никакой смены формата комиссии и миротворческих сил не будет.
Но может ли работать СКК в том формате, который есть сейчас?
Я думаю, этот формат себя не исчерпал. Процесс урегулирования ведь шел - до прихода к власти Саакашвили. И сегодняшний грузинский подход к урегулированию для нас неприемлем. Хотя бы потому, что Грузия хочет сделать стороной переговоров человека, который является грузинским чиновником - я уж не говорю о его моральных качествах.
Вы имеете в виду Дмитрия Санакоева?
Да. Вы знаете, что это за человек? Когда он, уходя с поста председателя нашего правительства, передавал власть, в бюджете республики оставалось 4,768 тысячи рублей. Так что для нас такой человек не страшен. Страшно то, что Грузия и Запад навязывают механизм по расколу осетинского общества.
Ваш нынешний бюджет намного больше, но он почти целиком формируется в России. Вас такая модель не беспокоит?
То, что у нас есть большие российские дотации, не означает, что мы хотим сесть на иглу. Но без помощи России мы экономику не поднимем. Сегодня уже идет серьезная работа с предпринимателями, мы вкладываем в сельское хозяйство.
Но это же тоже не инвестиции, скажем, в сельхозпереработку, а просто дотации крестьянам.
А как нам еще удержать людей на земле? 17 лет республика находится в очень сложном положении, ничего не поделаешь.
Сравнения, естественно, хромают, но, допустим, в Карабахе и Абхазии силы для рывка накопили намного раньше.
Абхазия и в советское время располагала значительным потенциалом. А Южная Осетия развивалась как экономический придаток Грузии. Но сегодня мы встаем на ноги, наши предприятия начинают потихоньку функционировать.
Их, если не ошибаюсь, два.
А у нас больше и не было. Я бы не сказал, что в восторге от того, как мы развиваемся. Но всем, кто думает, что мы недорабатываем, я бы порекомендовал посидеть в цхинвальских окопах.
Но прошло уже 17 лет.
А это вы у Санакоева спросите - что он делал в свое время для республики.
Хорошо, прошло семь лет - уже после вашего избрания.
Но это семь лет непрерывного противостояния. После прихода к власти Саакашвили делается все, чтобы у нас не было роста экономики. Чтобы это понять, нужно хотя бы месяц здесь пожить. Чтобы увидеть, как определенные силы используют и раскачивают ситуацию. Приехала Кондолиза Райс в Грузию, а через три-четыре дня все начинается. И вооруженные силы Грузии увеличиваются на 5 тысяч человек. Мы прекрасно понимаем стремление США и ЕС войти в регион, где у них свои интересы. Но я не слышал, чтобы они осудили грузинский фашизм, который породил этот конфликт. И чем быстрее Запад это поймет, тем быстрее найдет понимание здесь и в Абхазии.
Но в Абхазии он это понимание уже начинает находить.
Мы тоже встречаемся с послами, мы предоставляем Западу возможность донести до людей наше мнение. Вы знаете, что Запад предлагает объединение двух Осетий. Но при одном условии: если Северная Осетия выйдет из состава России.
Это кто такое предлагает?
На форумах западные эксперты такое предлагали как один из вариантов. И даже прозвучало: мы вас сразу признаем.
И вы всерьез считаете это позицией Запада?
Но ведь никто не осудил! А там присутствовали чиновники ОБСЕ.
Та модель, которая существовала в отношениях с Грузией до Саакашвили, когда Осетия была фактическим оффшором, вас устраивала?
Вы знаете, мы и сейчас предлагаем создать единую экономическую зону, чтобы сблизить в ней и Россию, и Грузию. Единая оффшорная зона в рамках Алагирского района Северной Осетии, Южной Осетии и Горийского района Грузии. Нужно создать экономику. Отложить политические вопросы. Сначала меры доверия. Восстановление разрушенного хозяйства. И только потом политические вопросы.
Вы будто процитировали то, что министр иностранных дел Германии предложил в Тбилиси и в Сухуми. Сухуми отказался.
Нет, это предложение президента Южной Осетии 2001 года.
Предложение актуально?
Мы, в отличие от Грузии, свои программы не меняем. Первое - это меморандум о неприменении силы, который Грузия отказывается подписывать. Второе: создать рабочую совместную группу из представителей Грузии, Южной Осетии и Российской Федерации для разработки совместного плана поэтапного урегулирования.
Российская позиция вас удовлетворяет полностью?
Если кто-то думает, что Россия не в полной мере реализует свои возможности, пусть поставит себя на ее место. Есть устремления осетинской стороны. Есть устремления грузинской стороны. Но главным гарантом не случайно остается Россия. Наши цели совпадают.
Может так получиться, что Россия, получив заверения Грузии в отказе от НАТО, поведет себя с Южной Осетией так же, как с Приднестровьем?
Я думаю, что Южной Осетии приднестровский вариант не угрожает. Все должны понимать: помимо южных осетин и абхазов есть еще народы Северного Кавказа. Они внимательно отслеживают ситуацию у нас, и в свою очередь нам с абхазскими друзьями удается помогать стабилизации на Северном Кавказе. Горячих голов там тоже хватает.
ГЛАВА АДМИНИСТРАЦИИ
ЦХИНВАЛЬСКОГО РЕГИОНА
ДМИТРИЙ САНАКОЕВ:
«С КОКОЙТЫ НАДО РАБОТАТЬ»
Почему вы, бывший министр обороны, премьер-министр, оказались на должности, которую многие ваши соотечественники считают воплощением коллаборационизма?
Вопрос с Южной Осетией нужно решать. Правительство Грузии предложило программу, по которой Южная Осетия может войти в состав Грузии. Для этого Грузии нужен был единомышленник, который мог бы показать южным осетинам, чего они могут достичь, будучи автономией в составе Грузии. И мне эта логика близка. Грузия сказала: есть три момента, которые мы обсуждаем. Внешнеэкономическая и внешнеполитическая деятельность. Единая армия. Единая граница. Все остальное - дело местной власти. В то время, когда я был во власти в Цхинвали, до 2001 года, да и вообще, до прихода Саакашвили Грузия не готова была говорить об автономии. Но и наш тогдашний курс не был таким категоричным, какой проводит сегодня Кокойты: мол, мы никогда не будем Грузией. И я считаю, что из-за этого осетинское население используется в чужих политических играх.
А при вас оно не использовалось?
Не так. Раньше мы могли одним телефонным звонком решить с Тбилиси почти любые проблемы. Теперь понимания между Цхинвали и Тбилиси нет. Ни с той, ни с другой стороны. И еще одна вещь: тогда российская политика не стимулировала нас к реальной независимости. Речь шла больше об экономических вопросах.
Когда вы поняли, что у вас нет общего пути с Кокойты?
Когда в 2001 году Чибиров (бывший президент Южной Осетии. - «Газета») проиграл выборы, я решил, что больше политикой заниматься не буду. И я не полемизировал с Кокойты нигде и ни в чем. Но я видел, как в 2004 году началось формирование вооруженных сил. И видел, как завозятся танки в 2003 году. Я видел, как начинается мобилизация - негласно. И я спрашивал: "Почему?" У нас же есть договоренности с Грузией и с Россией. Было же зафиксировано: никаких вооруженных людей, кроме миротворцев.
Но война в 2004 году едва не началась усилиями Тбилиси. Как вы думаете, Грузией выработан иммунитет от подобных решений?
Я думаю, да. У людей в МВД есть такое понимание: это наша территория, мы не можем допустить, чтобы на нашей территории кто-то стрелял. Для них осетины - не какой-то другой этнос. Просто осетин, который держит оружие - такой же преступник, что и грузин. И с ним надо поступать как с преступником.
Вы называете это иммунитетом?
А почему нет? Другое дело - провокации. Мы все время просим грузинскую сторону не стрелять. Понимаете, если кто-то из грузинских полицейских допустил провокацию, его никто не наказывает. И в Цхинвали тоже. Обе стороны перекладывают ответственность друг на друга. И смешанная контрольная комиссия не работает.
Она мертва?
Не по вине Грузии. Какие бы предложения она ни вносила, они отвергаются как минимум одной стороной - так СКК сконструирована. Поэтому Тбилиси хочет изменить формат СКК. И дело не в том, чтобы там был Санакоев. В политическом смысле я представляю только грузинскую часть населения. Если кто-то делает выбор в пользу Кокойты, с этим выбором надо считаться.
И что может убедить Москву и Цхинвали согласиться на изменение формата переговорного процесса?
Если сегодня Грузия сделает России определенные предложения, ее это может заинтересовать.
Ну вот сделала она эти предложения, которые Россию заинтересовали, и началась стрельба.
Возможно, и так. Было несколько терактов на нашей территории. Параллельно в Абхазии. Группы, заинтересованные в срыве переговоров, есть везде. Где-то больше, где-то меньше. С одной стороны, Цхинвали видит, что сюда иностранные представители приезжают довольно часто, что они могут сравнивать то, что предлагает Кокойты, и то, что предлагает Санакоев. Первый говорит как субъект международного права. Второй предлагает автономию в составе Грузии. И наблюдатели могут сравнивать, что и кому более приемлемо. И в Цхинвали видят, что они проигрывают. С другой стороны, есть группы в Тбилиси, которые заинтересованы в войне, и я не могу исключить, что им было бы выгодно убрать меня, чтобы спровоцировать грузинское руководство на боевые действия. Что чуть и не произошло.
Так же, как в апреле, когда у грузинского руководства едва не сдали нервы в Абхазии - когда Москва решила установить особые отношения с Абхазией и Южной Осетией.
Да. Российская сторона тогда предприняла определенные действия, и грузинская сторона тоже должна была сделать определенные ответные шаги. То есть, возможно, начать маленькую войну в Абхазии, чтобы потом быстро уйти и привлечь внимание международного сообщества. Дав понять России, что она не должна так просто принимать такие решения. Ведь есть другой путь в отношениях России и Грузии. Если бы Россия нашла возможность предложить грузинскому руководству что-то взамен НАТО, я думаю, понимание можно было бы найти.
Если Россия сделает Грузии это интересное предложение, что останется делать Кокойты?
Пару раз ему удастся сыграть на обострение. Но потом все станет ясно. Что тогда? Перекроют ему финансирование из Москвы, вот и все. Я против того, чтобы его убирали с этого поста вообще - это будет пощечиной тем, кто за него голосовал. С ним надо работать.
Вадим Дубнов
23-07-2008
Опубликовано: "Газета", №137, 24-07-08