ОТ РЕДАКЦИИ:

«Я начал писать кое-что другое,» - сказал Тамерлан. Реакция Луизы не замедлила: «Покажи!» Тамерлан достал телефон: «Это здесь..» «Да это же стихи!» - сказала она, прочитав. Автор не возражал. Чуть позже, пока мы наслаждались арбузом на берегу реки, он сел и начал копаться в телефоне, разгребая свою почту, время от времени передавал телефон Луизе. «Пожалуйста, набери все на компьютере и пошли нам для сайта», - был диагноз. Еще Тамерлан рассказал нам о том, что сборник его рассказов уже готов к публикации. Осталось утвердить окончательно в верхах.

Тимур Цховребов был полон оптимизма: Осетино-грузинский гражданский форум скоро заработает в полную мощь. Все было не так уж и плохо.

Нам разрешили увидеться с Яной в тюрьме. С ней было все в порядке, насколько могло быть при данных обстоятельствах. Яна улыбалась нам, подкрепляя надежду, что скоро мы вместе с ней продолжим борьбу – на суде.

В последний вечер перед отъездом случайно столкнулись с Тамерланом и проговорили, сидя в кафе «Фарн», до поздней ночи. «С этими рассказами война вышла из меня. Мне надо было написать все это, чтобы освободиться ... Я больше не ненавижу грузин.» Так сказал Тамерлан. Все было не так уж и плохо.

Уезжали с предчувствием перемен и впервые казалось, что не зря все последние годы мы протаптывали свою тропинку в Цхинвал.

Через две недели началась война. Тамерлан написал «8 августа», чтобы освободиться ... в который раз. На этой странице стихи из мобильника – кое-что другое от Тамерлана Тадтаева.

Все не так уж и плохо?

Г. В.
03-11-2008

СТИХИ ИЗ МОБИЛЬНИКА И РАССКАЗИК

ВРЕМЯ

Ты идешь упруго, радуясь своей красоте и силе. Кажется, что все так и смотрят на тебя; любуются. Незримо время идет за тобой, смеясь и подмигивая идущим навстречу тебе болезням, старости и смерти.

■

В темном с синью небе сверкают звезды. Неплохо было бы очутиться на одной из них; пожить блестяще и, звездной заболев болезнью, утереть носы голливудским дивам.

■

Я стою на утесе и, бледный, смотрю в пропасть. Я думаю: стоит ли любовь того, чтобы не спать ночами; ходить, лишившись аппетита, и сочинять в ее честь белые, как фата, стихи; поражать ее воображение хитро вымышленными или основанными на реальных событиях рассказами и получать за них гонорары и всяческие премии, в том числе и Нобелевскую? Так это же слава! Смеясь, я слезаю с кручи, сажусь в автомобиль и еду дальше во Владик.

■

К рассвету гаснут бледнолицые звезды. И воссияет лик нового дня восходом солнца на радость живым родственникам и потомкам мертвых.

■

О великий Уолт Уитмен! Как жаль, что в школе я не зубрил твоих громогласных стихотворений. Но, думаю, это к лучшему, ибо, случись такое, я был бы теперь, убеленный сединами и лысеющий этак малость на макушке, равнодушен к твоим творениям, как, например, к сочинениям грузинского поэта Шота Руставели.

ТИГР

Я тигр, полосатый хищник, ужасный зверь – УАУ!!! Мои далекие предки были на редкость саблезубые. У меня клыки помельче, но аппетита не убавилось – как и прежде, выслеживаю добычу, преимущественно косуль, и бросаюсь на намеченную рогатую жертву, которая порой ускользает, как сейчас. Досадно: сегодня обед мой ускакал, а мои вассалы – вечно голодные гиены, которым я всегда оставляю объедки, – жутко недовольны. Если бы они были такими же сильными и бесстрашными, как я, давно пообедали бы мной, но гиены трусливы, хоть и смеются надо мной ехидно, даже издеваются. «А ну-ка брысь отсюда! – рычу я оскалившись. – И без вас тошно!» Завтра разберусь. Может, съесть кого из них? О нет! лучше останусь голодным. Меня тошнит от одного их вида, и воняют страшно, но при всем при том политики: льстивы, когда я с добычей. Ложусь спать на пустое брюхо в тени огромного дерева. Отдохну, а там видно будет, еще не вечер. Едва глаза закрыл, как сверху на голову банановая кожура упала. Это обезьяна корчит мне рожи. Хорошо ей, краснозадой, сидеть там наверху и жрать бананы, а мне фигу вон с того дерева.

■

Твои смешки на мои горячие чувства как снежки. Теперь и я холоден.

■

О как мне хочется подойти вон к той девушке с обнаженным загорелым животом и блестящим пирсингом на пупке; так бы и схватил ее за руку, и потащил бы куда-нибудь в укромное местечко. А там, сорвав с нее фирменные тряпки, стянул бы влажное от возбуждения и пота нижнее белье и владел бы ее голым ладным телом и так и сяк.

■

Сегодня, купаясь, себя оглядел и подумал: хорошее тело, упругое, с горным загаром. Как жаль, что такое сокровище в тряпках я прячу, пусть модных и ярких, ведь женщины то, что сокрыто одеждой, не видят.

■

Иногда люди напоминают мне манекенов. Так же стоят замерев у входа в бутик, выставляя свои шмотки на всеобщее обозрение, и я пугаюсь, когда они вдруг начинают шевелиться и разговаривать.

■

В 80-х слушая Цоя, я мечтал дотянуться до звезды по имени Солнце. В 92-м меня, обожженного раскаленным стволом пулемета, вырвало на звездную ночь, когда друг упал на траву. А через два дня на его могилу я положил цветы.

■

Лицо, что должно было истлеть, повернулось ко мне. Глаза, что должны были закрыться, лукаво смотрели на меня. Не себя ли я увидел в сидящем напротив, глубоко под землей, в вагоне метро?

■

Я загнал себя на острие бритвы. Ноги мои в ранах и кровоточат. Сойти бы, но привык уже, да и боли не чувствую. Наверно, так и дойду до финиша.

■

Мне кажется, я краду слова и фразы у великих мастеров. Но подозреваю, что величайшие из мертвецов обокрали меня загодя.

■

Время проносится как пришпоренная лошадь. Пытаюсь схватить ее за хвост и получаю копытами в живот. Вот бы оседлать ее, думаю я, потирая ушибленные места, и умчаться в пространство, обманув смерть.

■

Она запела в номере. Все, что было в комнате, наслаждалось. Бутылки упились дерьмовым вином; пачка поддельного «Честерфилда» выкурила последнюю сигарету. Что касается меня, струны, я ждал прикосновения ее дивных пальцев, дико ревнуя их к остальным струнам.

■

Я увидел тебя, и мне показалось, что осень превратилась в весну. Прилетели птицы и запели. Но ты взяла гитару, и все умолкли. Когда же в тишине раздался твой голос, я превратился в камень, и одна из поэтесс присела на меня.

■

Я подошел к дереву и прикоснулся к нему рукой. Ты нравишься мне, сказал я ему, хоть и сбросило листву. Тонкими ветвями штрихуешь белое как ватман небо. И хотя Ты позируешь художникам, Ты намного талантливей их в искусстве. Но тут такое дело… м-м-м… ну, в общем, скоро зима, и, если я не растоплю тобою печку, мне не дожить до теплых деньков. Прости, на моем месте Ты поступило бы так же. И, поплевав на руки, я взялся за топор.

Тамерлан Тадтаев
июль, 2008